Двадцати семи лет отроду Шон О’Рурк думал, что завязал с войной навсегда.

Однако война думала иначе.

Ранним мартовским утром ирландец трясся в штабном джипе генерала N., на котором он должен был прибыть в Великую гавань осажденной нацистами Мальты. Если бы ему еще год назад кто-то сказал, что из спокойного, тихого, уютного Бостона Шон попадет практически в эпицентр военных действий в Европе, он бы дружелюбно улыбнулся, похлопал по плечу и поставил бы господину пиво, как самому большому выдумщику в его жизни. Но теперь выдумка стала реальностью, и О’Рурк изредка, с усмешкой косился на своего спутника, который расположился на заднем сиденье, среди уютного, мягкого багажа с острыми, неудобными углами чужих чемоданов. Просто Шон вставал раньше и быстрее договаривался с водителем о том, кто куда сядет.

Но лучше продолжить о спутнике. Спутник, мало того что был женского рода, так еще из того рода, который весьма громоподобен, скандален, упрям и нахрапист, то есть именно из того самого, сладить с которым наименее возможно. Дамочка пыталась сбежать уже из Гибралтара, только зачем ей это было нужно, Шон так и не понял. Любые попытки выдавить из нее объяснение принимала в штыки, обзывалась обидными словам (как явно принимал их в глубине души Шон) и громко хлопала перед носом дверью.

А в Бостоне казалось все так мило и славно…

Ну, подумаешь, нужно поехать сопроводить Джей Льюис, одного из уважаемых журналистов газеты, в Африку! Ну, подумаешь, нужно побыть нянькой на фронте при своенравной девице! Ну, подумаешь, тебя могут убить, потопить, сбить, зарезать, съесть, расстрелять, поймать, изжарить, разбомбить! Ну, подумаешь, она совершенно, - внимание! – совершенно не захочет с тобой ехать. О’Рурк, естественно, не согласился бы, если бы редактор не шепнул о премиальных журналистам, которые пишут непосредственно с места развития событий. Бостон Глоуб могла выйти сразу на первое место по продажам в городе благодаря эксклюзивному материалу!

Пришлось ехать.

Но если бы еще выплачивали премиальные за хороший, покладистый характер и безграничное, бесконечное терпение, цены бы дорогой редакции просто не было! А раз за все это не выплачивали, то и проявлять себя с лучшей стороны Шон пока что не стремился. Поэтому и ехал на переднем сиденье, и часто курил, медленно истощая запас «Честерфилда», припасенного еще в Штатах, и всячески действовал на нервы – не открыто, конечно, не нарываясь, но этой своей мягкой и таинственной улыбкой, постоянными смешками и подколами мужчина влиял на спутницу еще хуже, чем если бы открыто ругался или сразу же бросил.

А бросать, кстати, не собирался.

Ни в какую. Ехать на фронт не хотелось тоже; но редактору он обещал, деньги ему заплатили, а какой-то внутренний голос так и хотел выяснить, зачем же эта американка так стремилась в Африку, да еще и одна. Поэтому и изредка смотрел на нее, в меру задумчиво и внимательно, словно опасался, что в последний момент она то ли выпрыгнет из самолета, то ли пересядет на корабль; и думал, куда же эта чертова поездка заведет их всех. Хорошо бы, конечно, к пирамидам, но говорили, что немцы будут ближе.

А американку звали Джей.

Не то, чтобы прямо женское имя, наверное, от Дженнифер или от чего-то еще, подумал про себя Шон еще в Бостоне и понял, что имя как имя.

Когда джип проехал контрольно-пропускной пункт в гавани, и оба журналиста предъявили свои документы,  открывшийся вид был серым, пустынным и мрачноватым. То есть – военным. В любую минуту фашистские союзники могли опять послать бомбардировщиками, в любую минуту могла взвыть сирена тревоги. Поэтому море этой ранней весной словно чувствовало сотни бомб, брошенных в него, сотни тел, потонувших в нем, и жадный, кровавый голод его был полностью утолен. Чудище, куда более древнее, чем все людские игрушки, мягко и мирно лизало старые, покрытые мхом прибрежные камни.

- Вот ваш самолет, у третьего причала. – Водитель ткнул пальцем на силуэт гидроплана на воде, попрощался с Шоном рукопожатием, пожелал удачи, кивнул девушке и укатил дальше в командование порта, оставив американских журналистов одних на молу с их рюкзаками и мыслями о разном.

Солнце медленно тянулось к зениту, длинные, вытянутые облака редко загораживали его и насылали на землю еще большую серость. Шон подхватил рюкзак, подтянул ворот летной куртки, которую обменял в Гибралтаре на свой длинный, настоящий американский плащ, и посмотрел на девушку.

- Готова?

Четыре ссадины и три зацепки на одежде - таков был итог не самой комфортной поездки на заднем сидении с пресловутыми чемоданами (и вот, скажите на милость, какой твари приспичило катать эти бесполезные громадины!). Впрочем, эти мелкие неприятности Джей стоически пережила, ведь, что такое какая-то ссадина по сравнению с рухнувшим как карточный домик Планом F. Почему F? Да, потому что с планом А (ехать в Африку одной), планом B (потеряться в тумане Альбиона от назойливого навязанного компаньона, чтоб его икота замучила), планом С (лететь другим самолетом), планом D (сбежать в Гибралтаре, и слиться с местным населением) Джей уже распрощалась. И, судя по обстоятельствам, план F (найти на Мальте гражданского, частным порядком готового подрядиться отвезти девушку в Африку) тоже стоило проститься и уповать на план Е, о котором можно было подумать и чуть позже. Когда они уже сядут в самолет, и звук мотора заглушит собой такие раздражающие вещи, как показная забота ("Готова?" - да, что это за вопрос такой! Нашел, что спрашивать. Нет, не готова, сейчас за обратным билетом побегу, где здесь касса? А доллары возьмете или только местная валюта). Джей демонстративно проигнорировала обращение коллеги журналиста и поспешила побыстрее к самолету.
Вот только и там ее ждало разочарование: в пилоты им достался, видимо, брат-близнец коллеги-ирландца, чем же еще объяснить то, что летчик с первой минуты решил проявить себя то ли склеротиком-шовинистом, запоминающим лишь мужские имена, то ли, что более вероятно, второсортным юмористом (ой, вы знаете, у нас тут сотни журналистов, что уже даже список пассажиров не спасает, не запоминаем, так что представьтесь пожалуйста).
Джей безумно хотелось буркнуть в ответ на приветствие летчика что-нибудь в духе "сами угадайте", однако, девушка сдержалась. В конце концов, она ведь не из дикого леса, она из Бостона, красивейшего города Соединенных Штатов, а значит, должна вести себя как настоящая американка. Именно поэтому Льюис не стала огрызаться, она просто сделала вид, что уже ответила на вопрос летчика, и, улыбнувшись во все тридцать два зуба, произнесла:
- Как поживаете, мистер? Приятно познакомиться. Когда в путь?

Шон весело фыркнул.

Показная бравада и игнорирование ирландца как объекта забавляла его всю дорогу из Гибралтара и короткий отдых на Мальте. Короткий отдых на Мальте… Черт возьми, это же была готовое название для отличного романа про отставного полковника и молодую гречанку! Или какое-нибудь реалистичное, суровое повествование о тяготах армейской жизни в осажденной Мальте, где каждую ночь тебе не дают спать немецкие бомбардировщики, заботясь о твоем уюте, а каждое утро тебе приходится везти таких вот американских журналисток, как Джей Льюис, которая сейчас гордо и невозмутимо шагала по причалу.

Летчик  ирландцу понравился.

На первый взгляд парень выглядел кадром тертым, такой должен был довести несмотря ни на что. По крайней мере, Шон в это очень верил, хотя и знал, что смерть не заставит себя ждать, где бы ты ни был: на войне ли, в Бостоне ли, или в родной Ирландии. О’Рурк согласно кивнул пилоту, вышел немного вперед и протянул руку для знакомства.

- Можно просто Шон. – И прервался, потому что в этот момент Джей обратилась к летчику со своим вопросом, и О’Рурк, приняв выражение лица «не трогай, а то взорвется», представил пилоту свою спутницу. – Мисс Льюис.

И снова посмотрел на журналистку.

В зеленых глазах плясали искры смеха, и казалось, что Шон искренне радуется всему, что с ним происходит, потому что и улыбка Джей, за которой угадывался оскал обозленной женщины, и ее неторопливость и желание скорее отправиться в путь, все это требовало своей разгадки, которая была заперта за семью печатями. Ирландец явно полагал, что чем сильнее будет усмехаться и наслаждаться жизнью рядом с такой фурией, тем слабее печати буду держать секрет, разваливаясь от одной только его ирландской жизнерадостности.

Не работало. Пока что.

И именно в тот момент, когда Шон готовил очередную шутку по поводу того, что Джей с утра в дурном настроении, так как терпеть не может видеть рядом с собой кого-нибудь рыжего и зеленоглазого и тут же начинает принимать его за колдуна или ведьмака (американские народные поверья, знаете ли, средневековая ересь, индейские традиции), именно в тот момент сзади собравшихся послышался еще чей-то голос и Шон обернулся. Обернулся, приветливо кивнул новому пассажира борта Сандерленд Mk.III, решился представить себя и свою коллегу, которая, как представлялось Шону, скорее умрет, чем задержит себя ненужными разговорами и болтовней.

- Доброе утро, мисс Бенсон. Меня зовут Шон О’Рурк, - ирландец указал себе на грудь, а затем показал на Джей, - а это мисс Джей Льюис. Военные корреспонденты «Бостон Глоуб». – Шон дружелюбно кивнул, задерживая взгляд на серых глазах новой попутчицы чуть дольше, чем это продиктовано обычной вежливостью.

Элла Бенсон ирландцу понравилась тоже.

Отредактировано Шон О'Рурк (2012-08-03 20:00:01)

Бросив взгляд на список пассажиров, в который ее так ненавязчиво ткнул носом пилот, Джей почувствовала легкий стыд за свою попытку скандалить и даже хотела как-то сгладить ситуацию, извиниться, наверное, объяснить, что не ожидала она второго женского имени в списке, да, и вообще она совсем не стерва, ее просто ирландец довел. Да, да, все беды от рыжих, и никак иначе.

Впрочем, высказаться Джей так и не успела, помешало появление девицы из вспомогательных войск - еще одной пассажирки, как выяснилось.
"Телеграфистка, одна штука, а остальные где? Неужели на замену ее вызвали? Не, чтобы кого-то менять, этого кого-то должны были бы подстрелить, а новостей о крупных стычках с потерями даже среди штабных что-то не было. Значит, банально, от группы отстала. Мисс так долго наряжалась, что все улетели, а она осталась. Теперь понятно, чего нам так поздно вылет назначили," - краем глаза глянув на девицу, сделала вывод журналистка.

Однако, высказываться на тему "дорогуша, зачем неделю пудрить носик, когда его скоро припудрит песком" Джей пока не стала, в какой-то степени потому, что ей все еще было слегка совестно за первый скандал, однако, главной причиной было то, что пилот скомандовал взлет, и это заставило Джей (уже изведшуюся от желания скорее-скорее оказаться на африканской земле) забыть все колкости и почти бегом броситься к самолету. 

- Спасибо, мистер, прости, нас не представили, - сменив дежурный оскал, на обычную дружелюбную улыбку, поблагодарила проявившего галантность бортмеханика Джей. И, воспользовавшись предложенной помощью, первая оказалась на борту "лодки с крылышками" (как мысленно окрестила самолет журналистка).

- А в кабину репортеров пускают? Можно ли девушке хоть мельком взглянуть на маршрутный лист? И разрешат ли мне фотографировать? - продолжая улыбаться, теперь уже не только бортмеханику, но и всему экипажу, поинтересовалась Джей.

- Марк. Ребята. – Ирландец махнул рукой экипажу, улыбнувшись и им.

С ними предстояло провести целый полет до Александрии, а потом, возможно, еще и пообщаться в какой-нибудь столовой в египетском аэродроме. Задумавшись над тем, подают ли пиво в египетских столовых, Шон забрался в самолет, кивнув бортмеханику, и тут уже чуть ли не взвыл: вездесущая Льюис ни на минуту не могла оставить свои журналистские обязанности. Ирландец очень мрачно и недовольно покосился в сторону Джей, задавая немой вопрос: «Ну кто так делает, девочка?..»

О’Рурк точно знал, что бойцам перед заданием нужен отдых, а не въедливая журналистка на плечах.

Расположившись на скамейке, ирландец устроил рюкзак у себя в ногах, осмотрел грузовой отсек самолета, заглянул в кабину, нагнувшись вперед. «Нормально, - сказал он себе, - долетим». Поток вопросов от Джей, кажется, так и не думал прекращаться, и Шон уже неотрывно, пристально смотрел на свою коллегу, которая явно решила взять борт Сандерленд Mk.III не только своей красотой, но и не прошибаемым упорством.

И возьмет ведь!

- Ребята, учтите, редактор мне сказал, чтобы ей не давали никаких поблажек, поэтому ее парашют отдайте сразу мне, а?..

Шон обратился к любому из экипажа, да хоть к самому командиру, который должен быть как раз-таки подниматься на борт, и принял умоляющее выражение лица, мол, без этого жить дальше никак нельзя и взлетать тоже нельзя! А потом покосился в сторону сидевшей мисс Бенсон, широко улыбнулся и подмигнул, мол, полет обещает быть веселым, вы не расслабляйтесь!

А то эта парочка журналистов жуть как ненавидела скуку.

Похлопав себя по карманам, О’Рурк проверил пачку сигарет и зажигалку, потянулся к ним и, достав, вдруг покосился в сторону кабины, а потом посмотрел на груз, что везли ребята. Поджав губы, ирландец все-таки решил перестраховаться и крикнул в сторону кабины, заглушая звук уже заводимого мотора:

- Парни, а курить на борту-то разрешено?

И постучал в нетерпении зажигалкой о пачку сигарет.

"Папа, папочка, дались вот тебе эти гараманты," - мысленно воззвала к исчезнувшему где-то в африканских песках отцу Джей, заметив как поплохело чопорным англичанам от того, что американка первая вошла в самолет. Нет, правда, а что они еще от нее ждали? Что она изобразит реверанс (или как там эта ерунда манерная, называется) перед английской мисс и скажет "только после вас", - вот еще, такими глупостями американки не занимаются. Или они предвкушали, что Джей начнет скандалить и оспаривать жест "только после дам", давая тем самым этим образчикам британских манер скорчить кислую мину в стиле "ох, уж эти невоспитанные янки". Впрочем, кислую мину англичане ей и без повода скорчили. Вот ведь чопорная нация.
"Папа, папочка, что ж ты в Африку-то поперся," - еще раз мысленно вздохнула Джей, краем уха слушая ответ летчика на свои вопросы. Отрицательный, разумеется, ответ. Что ж еще можно было ждать от британца!
Вот если бы не отец, была б Джей сейчас где-нибудь в районе Тихого Океана. Там, среди коллег - простых американских журналистов, пишущих про баталии с раскосыми самураями, и (в отличие от всяких там ирландцев) знали бы, что Джей - это совсем не Дженифер, а если бы и не знали - потрудились бы спросить, вместо того, чтобы две недели пытаться называть чужим именем. Да, и дурацких шуток от репортера Метта из какой-нибудь Атланты пришлось бы выслушать на порядок меньше. Хорошо, наверное, сейчас на Тихом Океане, там летчики - простые техасские ковбои не швыряются хамским "его я знаю, а тебя нет" и не путают репортеров с туристами. Там все прекрасно понимают, что маршрутный лист нужен для того, чтобы оценить проходит ли маршрут вблизи каких-либо потенциально интересных для статьи объектов, а доступ в кабину - это шанс попытать счастье в репортажной съемки через иллюминатор. Там, на Тихом Океане, сразу отвечают "да" или "нет", а не швыряются унизительным "на пять минут перед отлетом можно заглянуть" (да, зачем репортеру пять минут эти, сфотографировать то, что уже сто раз снято на авиасалонах, - глупость и бездарный перевод пленки - или почувствовать себя туристом). Как же все таки жаль, что она не на Тихом Океане среди своих, а где-то рядом с Африкой в окружении чопорных англичан.
"Папа, папа, я столько ради тебя терплю, ты просто обязан найтись живым," - в очередной раз мысленно обратилась в никуда Джей.

Несмотря на не самую радужную направленность мыслей, Джей продолжала чисто по-американски улыбаться в тридцать два зуба, и даже старалась быть вежливой.
- Спасибо, я пожалуй откажусь от столь интересного предложения, - коротко отреагировала на возможность заглянуть перед отлетом в кабину Джей, с трудом, но отказавшись от таких соблазнительных формулировок "я тебе не туристка" и "подавись своими пятью минутами".
Шуточки ирландца Джей и вовсе оставила без внимания, хотя на языке так и крутилось "чтоб у тебя при падении оба парашюта раскрылись и запутались стропами".

Выслушав стандартный инструктаж от пилота, исполненный, разумеется все в том же чисто английском стиле, Джей первая выбрала себе место, подальше от всех, в самом углу. Пристроив под креслом свои вещи, Джей уселась, присягнула ремни и громко пожелала присутствующим:
- Все спокойного полета, все спокойной ночи.
После чего американка уперлась локтями в собственные колени, спрятала в ладонях лицо и закрыла глаза.
Раз уж шанса обзавестись материалом для репортажа ее лишили, то она собиралась спать всю дорогу до Египта.
Пять часов сна - это очень кстати, выспавшись за перелет можно было сразу после посадки вечером выбраться в город, найти себе провожатого из местных и двинуть в сторону Ливии, за ночь (если не терять время на сон) пройти можно достаточно.

- В Испании? Что в Испании?..

Шон потянулся посмотреть, кто говорил в кабине про Испанию, ибо только знающие люди могут понять особый вид фронтового братства. А Шон, который успел побывать по обе стороны баррикад, так и вообще мог понять и тех, и других, хотя о тех вообще предпочитал молчать и не заикаться. Но капитан продолжил говорить, и О’Рурк потянулся обратно, выпрямился, и оскалился в ответ на предложение взять спасжилет.

- Нет, жилет оставьте ей, пусть знает о моем великодушии. А без сигарет перебьюсь, не впервой, - Шон кивнул и спрятал пачку с зажигалкой в карман.

Ирландец понимал слово «нельзя» с первого раза.

Особенно на борту боевого самолета. Шон приложил два пальца к виску и отсалютовал в ответ на подмигивание Марка, посмотрел на Джей, которая решила залечь в пятичасовую спячку, и на удивление промолчал. То ли действительно не был таким извергом, как предстал перед глазами Льюис с самого начала, то ли на самом деле чувствовал на себе долю ответственности за эмансипированную, своевольную девицу. А потом к нему обратилась Элла, и он повернулся к ней.

И смотрел на нее еще более длительно, чем позволил себе в первый раз.

- Соглашусь! Не слишком содержательная беседа, как говорят врачи, куда полезней для здоровья. – Шон позволил себе несмело улыбнуться, но продолжил со всей серьезностью, на которую способен ирландец-журналист. – Ну что, конечно, американская общественность жаждет всех последних сводок со всех фронтов! Некоторые, особенно сознательные американские граждане, так и вообще заснуть не могут без того, чтобы узнать, разгромили ли фашистов и когда американские танки будут в Берлине! Но хуже всего, когда американские домохозяйки бастуют у стен нашей редакции и заваливают почтовые ящики письмами с просьбой выдавать больше прямых репортажей. И видите, кого послал наш мудрый редактор? Юную девочку и эмигранта-ирландца, который уже зарекался быть на войне!

Свою речь, точнее, ее часть про население Штатов О’Рурк выдал на гора, не моргнув ни глазом. Вот что значит профессиональная выдержка! Врать, не краснея, и водить за нос могли либо ирландцы, либо журналисты, а тут два этих фактора так некстати и катастрофически соединялись в одно! Но уловить его все-таки было можно: хотя бы по тем зеленым искрам веселья, что мелькали в его глазах. Лишь на мгновение Шон повернулся к кабине, в которой скрывался капитан, и вновь повернулся к мисс Бенсон.

Убедился, что от него теперь больше ничего не зависит.

… В шлемофоне сквозь потрескивание помех пробивались обрывки разговоров. Немецких и итальянских, разумеется, потому что сейчас коротковолновое радио «Харрикейна» ловило обрывки вражеских переговоров. И пилот старательно прислушивался, ведь за этим его и отправили, если разобраться. Выбрали того, кто может присовокупить к разведывательным снимкам свои личные наблюдения и информацию, почерпнутую из чужой радиоболтовни.
Обстоятельно сфотографировав береговую линию от Александрии до Бенгази де Буасси развернул истребитель, удаляясь от берега. Таким маршрутом, пожалуй, будет безопаснее возвращаться на базу.
Водная гладь даже с высоты слепила отражающимися в ней бликами солнца, и Люк развлекался тем, что наблюдал за следующей за ним по пятам крошечной тенью «Харрикейна». Английская машина была недурна, но она была английская. Из Алжира де Буасси улетел на сто пятьдесят втором «Блоке», но группа «Эльзас» была укомплектована на средства и по образцу эскадрилий RAF, отчего француз чувствовал себя порой не боевым пилотом, а содержанкой. К тому же ему не хватало пушек «Блока». Англичане предпочли ограничиться пулеметами, и Люк успел уже на собственном летном опыте убедиться, что огневая мощь «Харрикейна» оставляет желать лучшего.

В унисон этим размышлениям из опустевшего было по мере удаления от берега эфира молодой и уверенный голос неожиданно провозгласил, что сейчас разберется с кем-то.
«Да?» - оживился де Буасси, безошибочно признав в этих переговорах отголоски разворачивающегося где-то неподалеку воздушного боя. Немцев было трое, двоих он даже знал теперь по именам, Хайнц и Юрген. Обычно в бою пилоты пользовались позывными, но видно эти настолько убеждены в победе, что решили не прикидываться лютиками и маргаритками. Ну и где же вы, Хайнц и Юрген?  Где же вы, черт вас побери?...
Ответом был расползающийся по небу дымный след, затем еще один.
«Харрикейн» заложил вираж, набирая высоту, и Люк, поначалу обогнув сражение по пологой дуге,  развернул машину так, чтобы слепящее южное солнце оказалось у него за спиной. Приборная панель сразу же превратилась в засвеченное пятно, но зато и его истребитель разглядеть теперь непросто.
Англичанин, – грузовой «Сандерденд», - только что потерял левый двигатель, и два «мессера» спешили поставить финальную точку в его полете. Пользуясь моментом их преждевременного триумфа, де Буасси бросил машину в пике, метя в хвост ближайшему немцу, - все же интересно, Хайнц или Юрген! - восемь пулеметов «Харрикейна», захлебываясь от скорости, выплюнули свою порцию огня и смертоносного свинца. Люк видел, как разлетаются в лохмотья рули высоты, и Ме-109 резко клюнул носом, заваливаясь в штопор. Последняя очередь хлестнула по фонарю кабины, шлемофон взорвался немецкой руганью, но разглядеть, что стало с пилотом, француз не успел, надо было разворачиваться и уворачиваться от третьего мессера, прекратившего обстреливать «Сандерденд» и ринувшегося в атаку на нового врага.

Отредактировано Люк де Буасси (2012-08-11 08:55:16)